Мария ЮРЧЕНКО
Экспериментальную программу чеховского МХАТа «Впервые на русском» без преувеличения можно назвать ноу-хау театра. В рамках этого начинания организаторы приглашают на лаборатории зарубежных режиссеров, предлагая им показать в России драматургию своей страны. Те в свою очередь объединяются с русскими артистами и в максимально сжатые сроки (обычно не более десяти – четырнадцати дней) готовят с ними так называемую постановку в эскизах – незавершенный спектакль, сценическую полуформу. Результат выносится на суд публики и в рамках открытого обсуждения решается, стоит ли продолжать работу дальше и вводить постановку в репертуар.
Режиссер спектакля «В сапоге у бабки играл фокстрот» Давиде Джиованзана (Финляндия)
Две прошедшие лаборатории – «Французский театр. Впервые на русском» (совместно с Французским институтом в России) и «Немецкий театр. Впервые на русском» (совместно с Институтом Гёте) – вызвали неподдельный интерес среди публики и профессионалов, и уже показали значимость всего предприятия.
На очереди в этом сезоне – финская лаборатория, в рамках которой запланировано три проекта. Первый из них был представлен на Новой сцене театра в минувшую пятницу. Пьесу Сиркку Пелтолы, одной из крупнейших драматургов современной Финляндии, с русскими актерами взялся эскизировать режиссер из Хельсинки, швейцарец по происхождению Давиде Джиованзана, приверженец визуального театра, поклонник «юморизма» Луиджи Пиранделло и пластической выразительности Жака Лекока.
Название в вольном переводе с финского звучит абсолютно шизофренически – «В сапоге у бабки играл фокстрот». Говорят, в оригинальной версии дело обстоит еще изощреннее – что-то из серии «Сапоги всмятку». Упоминаемая бабушка всё же присутствует – незримо, но весьма симптоматично. Её, как Фирса у Чехова в «Вишнёвом саду», все любят и чтут, но забывают навестить в праздничный день, когда она ждёт всю семью в гости.
Сцена из спектакля «В сапоге у бабки играл фокстрот»
А вот и образцовое финское семейство, знакомьтесь: Вейни, его жена Моника, их младший сынишка Тармо и лапочка дочка Янита. С виду они самые обыкновенные: родители проводят досуг на диване за телевизором или трогательными бытовыми беседами, старшая дочь ищет себя в субкультурных движениях, сынок – вообще прелесть – учится на одни пятёрки. Вот только, что здесь что-то не так открывается далеко не с первого взгляда. Присмотревшись, оказывается, что бравый Вейни день-деньской проводит дома за – чем бы вы думали? – вязанием. Он в вынужденном отпуске, временно безработный и не особо об этом переживает. То ли дело Моника – она не только исправно ходит на работу, но и всегда готова принести бутерброд с какао, а, если надо, то и гвоздь в стену вбить, и с гаечным ключом справиться.
Янита – матёрый готический панк – делает уроки под вдохновенный сотрясающий стены хардкор и без пяти минут как втянута в криминальную историю с наркотиками благодаря своему дружку Йони. Тот, кстати, уже давненько проживает в их квартире, да только родители этого не замечают, а домосед Вейни и того хлеще – еще недавно путал его с какой-то их дальней родственницей.
Наконец, Тармо – казалось бы, чудесный ребёнок – тихий и вежливый, в отличие от сестрицы родителям не дерзит, в школе прилежный ученик, да и волноваться не надо всё время, где он и с кем. Да вот же – целый день гоняет мяч во дворе со своим одноклассником и лучшим другом Уки. Беда только в том, что этот друг вымышленный – его не существует, а сам Тармо уже несколько недель не появляется в школе, потому что его там дразнят. Об этом горемычным родителям при случае расскажет участливый финский учитель, который тут же, на семейном диване, предавшись горестным размышлениям о тяготах школьной травли, расплачется в объятиях Моники.
Сцена с учителем (в кадре – Алена Хованская и Валерий Малинин)
Родителям многое невдомек про скрытую жизнь их детей. А всё, что начинает предательски вываливаться из сундука со скелетами, они лихорадочно запихивают обратно.
У Яниты волосы пахнут табаком – оно и понятно, многие её друзья беспрестанно курят. Однако, чем не повод для непринужденной воспитательной беседы?.. Когда же дочка без церемоний достает пачку сигарет, решительный тон отца в мгновение проседает: «Доча, ты Marlboro купила?». Янита не упускает повода поглумиться и пускается в ядовитые разъяснения, что, мол, «в школе пока не выдают», вот и приходиться «мыкаться по ларькам и супермаркетам». Что тут еще добавишь? Однако, вердикт родителей сногсшибателен: «Нет, ну запах от волос это еще не повод подозревать человека в том, что он курит». Будто и не было ничего…
С той же легкостью, как только предоставляется возможность, Вейни и Моника убеждают себя в том, что Уко (о котором они столько наслышаны, но ни разу не видели) «никак не может учиться с Тармо в одном классе» (как они думали прежде), ведь он живёт за озером, а это далеко, значит и в школу ходит там же.
Дублёры Моники и Вейни (Анастасия Скорик и Олег Мазуров)
На поверку фальшивым оказывается всё: забота родителей – формальна, покладистость детей – притворна, семейное благополучие – лишь фасад, за которым скрывается пустой каркас. Недаром, у каждого актера в спектакле есть свой так называемый пластический дублёр. Родители в очках-глазках с лицами-масками принимают здесь нарочито картинные позы; тем самым разоблачается искусственность их натур. Тармо в воображаемом мире играется со своим альтер-эго Уко (тонко и деликатно сделанная роль студента Театральной школы Олега Табакова Григория Трапезникова). Янита предстает в неком трансвеститском образе, который представляется весьма полизначным и, пожалуй, недостаточно раскрыт в эскизе, но именно здесь обнажается её слабость и острая чувствительность (к слову, довольно любопытный сценический выход молодого актера Сергея Медведева, который к тому же осуществил всю хореографию спектакля).
На самом деле писать об этом театральном этюде дело до некоторой степени бесплодное. В словах не выразить и малой доли того обаяния, с которым поставлен спектакль и с которым он сыгран нашими российскими актерами. Абсолютно финский взгляд с точки зрения драматургического текста и режиссерского решения, и при этом – абсолютно русское прочтение в ментальном отношении. Великолепны актерские работы Алены Хованской (Моника) и Константина Гацалова (Вейни), которые с блеском переносят семейные коллизии финской действительности на русскую почву. Из их ансамбля конструируется не портрет, а полнокровный типаж русского родителя, карикатурный, но вполне узнаваемый: вечно хлопочущая матушка, радушная и сердобольная ко всякому гостю (а их в спектакле целых два – учитель и полицейский); и классичный отец – бездеятельный, но зато значимый и громогласный («Сынок, поди-ка сюда!»).
Исполнитель роли Тармо – Георгий Ковалев
Совершенно органичен в своей ребячливой отрешенности молодой мхатовец Георгий Ковалев (Тармо). Лишь одна роль кажется местами переигранной – Яниты в исполнении студентки Школы-студии МХАТ Ларисы Кокоевой, но и та драматична, различима, пронзительна.
Режиссер Давиде Джиованзана выстраивает аскетичное пространство со всей атрибутикой инсталляционного театра. Из скупой обстановки на сцене – диван, кресло, телевизор, да холодильник; всё это туда-сюда на колесиках двигают сами актеры и два ассистента. На фоне играет ненавязчивый фокстрот. В одном из эпизодов Вейни поясняет, что бабушка у них та еще оригиналка – надевает по пять пар носков, потому как несусветная мерзлячка, и запихивает в сапог любимый допотопный радиоприемник: «Ковыляет бабка по улице, а у неё в сапоге играет фокстрот». Вот и всё обоснование названия пьесы, надо заметить весьма изящное. Временами на сцену спускается полумрак и возникает проекция, рисующая картины леса с соответствующим зловещим саундом а-ля волчьи завывания.
Тема леса обыграна режиссером неслучайно – в полной версии спектакля дети, начитавшись сумрачных сказок про Гензеля и Гретель, сбегают от своих инфантильных родителей в лес – увы, добровольно. Об этом режиссер рассказал сам на последовавшем после показа обсуждении.
«В сапоге у бабки играл фокстрот» (видеопроекция)
Из всего этого напрашивается одно печальное заключение: в современном мире – космополитичном, открытом и демонстративно дружелюбном, человек чувствует себя одиноким. О том, что происходит, когда эта модель переносится в малую ячейку общества – семью, нам в искрящейся сюрреалистичной мозаике под звуки фокстротов и танго рассказывает спектакль Давиде Джиованзаны. Дети страдают от не-вовлеченности родителей в их судьбы. За обнаруженную пачку сигарет никто не намылит тебе шею и не оторвет голову. Это почти ностальгия – тоска по неравнодушию. Лес кажется им менее жутким местом, чем родной дом – там они могут снять свои готические наряды и забыть про несуществующих друзей.
Пока неизвестно, останется ли финский спектакль в репертуаре Московского художественного театра. Но как бы там ни было, на обсуждении зрители единогласно сошлись на том, что эта пьеса нужна не только Финляндии, но и всем остальным людям...
***
А вот вам напоследок и музыкальная зарисовка – для поднятия духа и позитивного взгляда в будущее. Финское танго. Примерно похожее звучало в спектакле.
